Экономический романтизм, или есть ли в Беларуси экономические убийцы

Печать
Поделиться в соц.сетях

Солодовников Сергей Юрьевич, доктор экономических наук, академик, заведующий кафедрой «Экономика и право» БНТУ

Экономический романтизм, или есть ли в Беларуси экономические убийцы

 

«Экономические убийцы (ЭУ) – это высокооплачиваемые профессионалы, которые выманивают у разных государств по всему миру триллионы долларов. Деньги, полученные этими странами от Всемирного банка, Агентства США по международному развитию (USAID) и других оказывающих «помощь» зарубежных организаций, они перекачивают в сейфы крупнейших корпораций и карманы нескольких богатейших семей, контролирующих мировые природные ресурсы. Они используют такие средства, как мошеннические манипуляции с финансовой отчетностью, подтасовка результатов выборов, взятки, вымогательство, секс и убийства. Они играют в старую, как мир, игру, приобретающую угрожающие размеры сейчас, во времена глобализации.

Я знаю о чем говорю. Я сам был ЭУ.»

[Дж. Перкинс. Исповедь экономического убийцы.- Москва: Претекс, 2007.- Стр. 13].

 

Толчком к написанию этой статьи явилась книга Я. Романчука и Л. Заики «Беларусь 20/20 в лабиринте экономической идентичности», изданная то ли в г. Минске, то ли в г. Белгороде (определить невозможно, поскольку на обложке указанно, что в г. Минске, а в выходных данных - в г. Белгороде).  Именно толчком, последней каплей воды, когда количество непрерывно самопровозглашаемых экономических экспертов и аналитиков, в лучшем случае разбирающихся в финансовых аспект хозяйственной деятельности, а в худшем просто владеющих иностранными языками, стало представлять угрозу не только для развития отечественной экономической науки, но и национальной экономики. Амбициозность представителей «независимого сообщества экспертов», безапиляционнность их выводов, зачастую противоречащая реалиям современной экономической теории и практики, по своей абсурдности может соперничать только с их же смелыми «методологическими» обобщениями. Вместе с тем, представители белорусской экономической науки с академической невозмутимостью взирают на творящуюся в некоторых СМИ и в интернете, псевдоаналитическую вакханалию. Этих ученых понять можно. Они заняты делом: готовят кадры с высшим и надвысшим образованием для Республики Беларусь; участвуют в выполнении государственных программ; предлагают рекомендации для органов государственного управления; представляют нашу страну на зарубежных научных и научно-практических форумах; пишут научные статьи, монографии, учебники и т.д. Одним словом занимаются рутинной работой преподавателей ВУЗа и научных сотрудников. Тем не менее, дальше оставлять без внимания непрерывные «сенсационные» заявления представителей «независимого сообщества экспертов» сегодня уже нельзя. В  предлагаемой вниманию заинтересованного читателя статье есть многое для осмысления того, в чем сегодня заключается информационная роль работ в духе книги Я. Романчука и Л. Заики «Беларусь 20/20 в лабиринте экономической идентичности». Надеюсь, что  в этом смысле моя статья позволит не только взглянуть на методологическую базу «виртуального моделирования» реальных экономических процессов в Республике Беларусь,  но и познакомиться с мнением автора, какова идеологическая подоплека этих теоретических экзерсисов. Может быть, с чем то поспорить, с чем то согласиться.

Сама по себе упомянутая книга Я. Романчука и Л. Заики, если ее рассматривать как научную или научно-публицистическую работу, не выдерживает никакой критики и представляет собой некое эклектичное литературное произведение, с большим количеством логических, фактологических, методологических погрешностей и ошибок. Текст перегружен множеством терминов, вводимых авторами в русский язык путем прямого заимствования из иностранных языков или на основе вульгаризации литературного русского языка, например: «компаративистика», «плюс-квамперфект», «упираться рогом», «поддержанты», «дисижнмейкеры», «полисимейкеры», «распорядители чужого», «эндогенизированние идеологических изменений», «стратеговать», «демпферы» и т.д. и т.п. Естественно, что полученные таким образом «понятийные ряды» в принципе не позволяют раскрыть сущность рассматриваемой проблемы, поскольку переводят книгу, претендующую на анализ «теорий и практики системной трансформации, переходу от централизованной плановой экономике к рынку на постсоветском пространстве»[1] в разряд непомерно раздутой статьи восхваляющей рыночную идеологию. В работе большое количество противоречий. Например: Я. Романчук и Л. Заика на стр. 90 пишут, что «Не было в Беларуси своих научных школ»[2], а на стр. 91 уже отмечают, что в нашей стране «была и есть марксистская школа. Фундаментальная или новая, неомарксистская, как в ряде стран Европы. К этому близка социальная демократия, вполне успешно развивающая свои подходы к социуму, формулирующая гипотезы и рабочие программы модернизации общества»[3].

Возникает естественный вопрос: если  эта книга до такой степени безграмотна и эклектична, то зачем вообще о ней надо писать? Зачем тратить на ее критику свое время и отвлекать внимание читателя? Ответ на этот вопрос прост: рассматриваемое произведение не является единичным продуктом, а представляет собой достаточно распространенное в современном медийном  пространстве явление. Отличительной особенностью которого является не научное осмысление очень сложной проблемы адаптации Республики Беларусь к современным глобальным цивилизационным трансформациям, а стремление создать некий виртуальный объект (идеальную рыночную экономику), а затем внушить части населения, что это и есть реальная социально-экономическая жизнь, что этот идеальный образ можно быстро реализовать в отдельно взятой стране. Сам по себе экономический романтизм не представлял бы угрозы нормальному функционированию общества, если бы он оставался достоянием отдельных интеллектуалов и не использовался в современных общественно-функциональных технологиях, направленных на нелетальное (без физического уничтожения противника) разрушение социальных субъектов, которые сегодня из сферы военно-политического противостояния (цветные революции, недавние события в Северной Африке и т.д.) естественным образом перешли к политико-экономической конкуренции. К слову сказать, многие экономические романтики конца 80-х годов, ратующие за быстрые рыночные реформы, после обвальной приватизации, по-видимому совершенно случайно, стали одними из самых богатых людей в Российской Федерации. И им не важно, что за последние 20 лет из России ушло за границу два триллиона долларов США, а сейчас надо искать деньги на технологическую модернизацию страны.   

Исходя из такого взгляда на проблему теоретического осмысления экономической идентификации современного белорусского общества, в данной статье автор оставляет за собой право использовать, если в этом возникнет необходимость, в качестве иллюстрации книгу Я. Романчука и Л. Заики «Беларусь 20/20 в лабиринте экономической идентичности».

Начнем с истории вопроса. В конце 80-х, начале 90-х годов прошлого века в отечественной науке значительно снизился интерес к исследованию фундаментальных, основополагающих категорий, что породило в белорусской экономической теории засилье «мелкотемья», стремления у многих, даже, безусловно, талантливых и грамотных ученых, тщательно изучать очень мелкие детали огромного здания, именуемого «экономической системой общества», даже не задавая себе вопросы: «А как устроено здание в целом? Каковы принципы его работы? Что надо сделать, чтобы планируемые преобразования усиливали жизненность нашего социума?» Некоторые ученые-экономисты, а вслед за ними ряд представителей СМИ и некоторые политики, предлагали на веру принимать утверждения о необходимость автоматически принимать постулаты западных «экономиксов» и надеяться, что свободная конкуренция (этот экономический флогистон начала девяностых годов прошлого века) автоматически решит наши непростые проблемы. Как результат, в экономической теории, начали возникать работы, исследующие не реальные, а виртуальные социально-экономические отношения. Становятся популярными модели экономического роста ориентированы на рост потребления и вещного накопления без учета необходимости поддержания экологического равновесия, социальной справедливости и устойчивости инновационного развития в целом. Причины этому были как объективными (резкая смена на рубеже 80-х – 90-х годов политической системы общества, сопровождаемая величайшей геополитической катастрофой ХХ века – развалом Советского Союза и резким сокращением уровня жизни населения, разрушением кооперационных связей на постсоветском пространстве и т.д.), так и субъективными (невозможность быстрого создания альтернативной очевидно не работающей марксистско-ленинской политэкономии новой экономической теории, отражающей потребности социально-экономического развития независимой Беларуси; появление в СМИ огромного количества лжепророков, предлагающих быстрые способы лечения любых болезней путем просмотра телевизионных передач, а преодоление всех экономических проблем за счет обвальной приватизации и т.д.). Значительная часть население в этих условиях искренне верила в чудо, надеялась на то, что проведение горбачевской демократизации и обретение национального государства сразу обеспечит высокий уровень жизни всем. Естественно, что на таком фоне появляется спрос на различного рода само провозглашаемых (зачастую не получивших системного образования) экономических экспертов и аналитиков, которые с поразительной легкостью оценивают все и вся. Причем оценка идет, как правило с негативных позиций. Это понятно, ведь значительно проще сказать, что все плохо, чем предложить что на самом деле надо делать. Предложить не вообще, что надо жить богаче (а кто против?), а детально показав, что именно надо сделать.

Говоря о последних годах существования Советского Союза, следует подчеркнуть, что в условиях сложившейся системы социально-экономической дискредитации и дискриминации науки (когда к ней относились не как к единственно возможному источнику роста, а как к нахлебнику), в эпоху горбачевской перестройки, в период с 1985 по 1991 годы, выдвинутый тогдашним руководством СССР курс на ускорение экономического развития страны, которое должно было сопровождаться существенными структурными сдвигами в общественном производстве, был не выполним.  Более того, полностью отсутствовало финансирование научного сопровождения мероприятий по проведению «перестройки». Иначе говоря, М.С. Горбачев, начиная проведение самых радикальных в СССР политэкономических реформ, пытался сделать это не только очень быстро, но и без надлежащей научной проработки.

Естественный результат не заставил себя ждать. В конце 80-х гг. в СССР проявилась тенденция к ухудшению основных экономических показателей. В 1989 г. в целом промышленное производство по стране возросло лишь на 1,7% против 2,5% по плану. Недоиспользование производственного потенциала в промышленности в этот период нанесло ущерб государству в размере около 19 млрд. советских рублей, а темп прироста производства составил только 1,3%. В 1990 - 1991 гг. экономическая ситуация в СССР отличалась абсолютным спадом масштабов производства и снижением уровня жизни. Валовой национальный продукт снизился за три квартала 1991 г. на 12% по сравнению с соответствующим периодом прошлого года; произведенный национальный доход за этот период - на 13% по сравнению с соответствующим периодом 1990 г. (в 1990 г. по сравнению с 1989 г., снижение было на 4%); производительность общественного труда уменьшилась на 12% по сравнению с тремя кварталами 1990 г. (в 1990 г. снижение за год по сравнению с 1989 г. было 3%). Негативность экономической ситуации дополнялась ростом потребностных ожиданий населения, снижением уровня социального капитала на уровне общества и распадом СССР, активным ростом классового самосознания и усилением классовой борьбы в обществе. Этот процесс сопровождался небывалым ростом криминализации общества.

Распад СССР, не соответствовавший экономическим интересам большинства населения Советского Союза (поскольку это неизбежно вызывало разрушение устоявшейся системы внутрисоюзного разделения и кооперации), тем не менее был воспринят достаточно большим количеством советских граждан как позитивное событие. Главная субъектная причина этого - резкое снижение социального капитала на уровне общества. Во многом повторилась ситуация 1917-1922 гг., конечно же, не в столь кровавых формах как после октябрьской революции, но сопровождаемая все той же сменой собственников. Усиление классовой, национальной борьбы и быстрый (часто криминальный) передел собственности, когда эгоистическое стремление увеличить свое, частное материальное богатство со стороны правящей элиты значительно снизило продукционную отдачу экономической системы общества. В Беларуси и других постсоветских странах начинается экономический кризис, который сопровождается значительным абсолютным снижением ВВП на душу населения, отставанием по этому показателю даже от таких стран третьего мира как Венесуэла, Аргентина и т.д., а также увеличением технологического разрыва с индустриально развитыми государствами. Резко ухудшились социальные и материальные условия жизни людей, у большинства из которых пропала вера в завтрашний день. Естественно, что это не могло не привести к сокращению продолжительности жизни и снижению ее качества.

Усиливающаяся в Беларуси классовая борьба, сопровождаемая массовыми выступлениями рабочего класса, на фоне перманентной деградации экономической системы и «грубыми» (неумелыми) попытками принесения в страну рыночных институтов в формах, не соответствующих основным направлениям развития современной цивилизации, белорусской культуре и базовым институтам, привела к разочарованию в рыночных реформах большинства населения.

Именно об этом периоде Л. Заика и Я. Романчук, говоря о той аудитории на которую рассчитана их книга написали: «Эта книга нужна не тем, «кому за 30», а более молодым. Дело в том, что большинство просто не знает, а кто-то забыл, какой была страна в 1991 году. Тогда все и начиналось, удивительно и с яркой новизной»[4]. Как говорится, комментарии излишни.

Сформировавшееся у большинства населения к 1994 году неприятие либерально-рыночного пути социально-экономического и политического развития по которому пошла страна в начале 90-х гг. обеспечило избрание Первого Президента Республики Беларусь А.Г. Лукашенко, что предопределило изменения социального и экономического курса страны. Новая экономическая стратегия в Республике Беларусь, начатая с приходом к власти А.Г. Лукашенко, заключалась в развитии социально-ориентированной модели рыночной экономики, когда государство стремится обеспечить всем своим гражданам определенные базовые социальные и экономические гарантии. Первоначально белорусская экономическая модель создавалась методом проб и ошибок (просто не было необходимой теоретической базы), что несколько повышало трансакционные издержки. Тем не менее, этот путь развития, адекватный сложившейся социально-экономической ситуации, коммунальной материально-технологической среде, белорусской культуре и базовым институтам обеспечил устойчивый рост белорусской экономики, улучшение ее структуры, повышение доходов большинства населения. Вместе с тем, названные позитивные процессы сопровождались усилением уравнительных тенденций.

Но оставим пока в стороне реалии белорусской экономической модели и вернемся к книге Я. Романчука и Л. Заики «Беларусь 20/20 в лабиринте экономической идентичности» как платформе для научной дискуссии по проблемам развития белорусской экономической науки, а также по теории и практике применения рыночных инструментов. Суждения названных авторов о белорусской науке просты и логичны: если мы (Я. Романчук и Л. Заика) не читали и, соответственно, не знаем о разработках белорусских ученых – значит их нет. Как результат, можно позволять на страницах своей книги оскорблять как отдельных экономистов, так и в целом белорусское научное сообщество. Например, на стр. 38 названные авторы пишут, что в советском плановом хозяйстве нельзя говорить о циклическом развитии, хотя именно за раскрытие экономических циклов в СССР белорусский экономист И.М. Абрамов, рано ушедший из жизни, получил очень престижную медаль Кондратьева в Австрии. Ах Моська, знать она сильна…

На сегодняшний день в Республике Беларусь сложилось и активно развивается несколько научных экономических школ и направлений. Между ними ведется научная дискуссия, наблюдается широкий спектр взглядов на те или иные экономические явления, на проблемы и границы применения зарубежных экономических концепций в стране. Республика Беларусь усилиями этих ученых не выпала из мирового информационного пространства, наши экономисты публикуются во многих зарубежных научных изданиях, их книги издаются за рубежом. Естественно, что не могут быть все, даже имеющие научные степени, экономисты одинаково теоретически сильны. Но это свойственно абсолютно всем научным сообществам. Возьмите любой европейский университет, проанализируйте статьи, написанные его преподавателями и исследователями и станет ясно, что прорывных, знаковых статей и книг и у них не так уж много. Увы, но законы развития как науки, так и искусства одинаковы – элита потому и элита, что ее мало.

Достижений у белорусской экономической и в целом общественной науки много: системно почитайте книги и статьи хотя бы работников БГЭУ, БГУ, белорусских академиков-обществоведов и т.д. Объем данной статьи не позволяет остановиться на этом подробно. Отмечу только, что, в частности мои статьи и книги, публикуются и продаются не только на постсоветстком пространстве, но и за его пределами. Причем публикуется как аналитически, так  и фундаментальные теоретические работы. В частности: в прошлом году в России вышла коллективная монография «Экономика цивилизаций в глобальном измерении» (в соавторстве с академиками РАН А.И. Абалкиным и С.Ю. Глазьевым, академиком НАН Украины В.М. Геецом и многими другими крупными учеными), где мною был написан раздел «Социальный капитал и конфигурация рыночной системы в Республике Беларусь», уже в этом году в Германии вышла и продается моя персональная книга по современной политической экономии «Институциональныематрицы: феноменологическая природа, персонификация, социальный генезис». Это при том, что я не являюсь каким-то уникальным или выдающимся ученым. Таких экономистов как я в Беларуси много, много и тех, у кого научных достижений намного больше. Однако ни одной фундаментальной теоретической работы (хотя бы статьи) ни у Я. Романчука ни у Л. Заики ни в белорусских, ни в европейских изданиях мне обнаружить не удалось. Оговорюсь, что поскольку я не читаю иероглифы, то, не смог ознакомиться с, возможно, имеющимися у них такими трудами на китайском или японском языках. Если это так, то я заранее приношу им свои извинения за неполное изучение их научного наследия.

В свое время экс-президент Франции, женатый на уроженке г. Заславля, едко заметил, что разорить мужчину могут три вещи: женщины, бега и советы финансовых аналитиков. Сказано это было достаточно давно, известно еще дольше. Но некоторые люди по прежнему продолжают тратить деньги на женщин, доверять своей удаче на бегах и следуют рекомендациям «экспертного финансового сообщества». Почему? Ну, ответ на первую часть вопроса по поводу прекрасного пола и его роли в финансовом благополучии мужчин, мне понятен, поскольку я помню себя молодым. На бегах играть не приходилось, и поэтому судить об этом не берусь. Что же касается советов финансовых аналитиков, то в них есть одна отличительная особенность: адекватно понять их, не будучи специалистом в области финансов, невозможно. Поэтому неспециалисты понимают их зачастую буквально, опуская важнейшую оговорку во всех финансовых (и основанных на них макро-экономических) прогнозах, что прогноз сбудется в случае сохранения всех принимаемых в расчет тенденций. А такого в природе не бывает.

Для всех, или почти для всех, белорусских независимых экспертов и, к сожалению, для части представителей экономической науки, характерно методологически абсурдное противопоставление таких понятий как план и рынок. Но ведь это не парные категории. Экономика может быть либо плановой, либо хаотичной (саморегулирующейся), либо сочетать в себе компоненты плана и саморегуляции. С другой стороны хозяйство может быть либо натуральным, либо рыночным. Обмен также может осуществляться либо натуральным образом, либо с использованием товарно-денежных отношений. Иначе говоря спрашивать, какая экономика: плановая или рыночная, так же безграмотно как задавать вопрос: какой Ваш стакан стеклянный или красный?

Разделение всех существующих сегодня научных школ и направлений необходимо проводить не по критерию «план или рынок», а по тому, какие они исследуют объекты: реальные социально-экономические процессы или виртуальные (идеальные) модели. Книга  Я. Романчука и Л. Заики «Беларусь 20/20 в лабиринте экономической идентичности», безусловно, относится ко второй группе. Так, названные авторы после полутора сотен страниц противоречивого, но стилистически бойкого текста подводят своеобразный промежуточный итог, из которого следует, что в случае замены действующего правительства Беларуси на «малое, компактное, технократическое правительство, состоящее из десяти человек»[5], все автоматически будет великолепно. Тут у любого думающего читателя возникает два вопроса: А почему никто в мире этого еще не сделал? И каков должен быть хозяйственный механизм, чтобы белорусская экономика стала показывать еще большие результаты? К сожалению ответа на эти вопросы в данной книге нет. Зато в стиле народных сказок Я. Романчук и Л. Заика дальше пишут: «Работали бы они слаженно, в жестких рамках бездефицитного бюджета, тратили бы на все госпрограммы и обязательства максимум 25-30% ВВП, управляли бы максимум 20% активов страны, а все остальное продали бы белорусам и инвесторам из других стран… Были бы стабильные деньги, дешевые кредиты и предсказуемый обменный курс. Были бы низкие налоги и простая система их сбора. Зарплаты и пенсии платили бы вовремя. Жилье строилось бы за счет частных сбережений и кредитов. Было бы меньше коррупции и порядка в госуправлении. И больше было бы товаров, хороших и разных. Цены были бы мировыми, наверняка ниже и уж точно стабильнее. Производительность труда была бы выше, а энергоемкость ниже. И зарплаты как минимум в два раза выше.»[6] Читаешь этот текст и не покидает ощущение чего-то очень знакомого, почти забытого. И действительно те же гайдаровско-чубайско-немцовские обещания, что все будет делаться по-щучьему велению, как только проведут приватизацию.

Непонимание феноменологической природы рынка, наделение его какими-то сверхестественными способностями не позволяет многим нашим доморощенным пророкам от экономики, уяснить азбучную истину: рынок, также как, например, молоток, не есть нечто божественное, а лишь инструмент, придуманный людьми для облегчения их жизни. Если кто-то пытается молотком резать стекло или при помощи рынка решать нерыночные проблемы, то глупо пенять на молоток или рынок.

Глобальный институциональный кризис капиталистической экономики, проявившийся через финансовый, экономический, сырьевой и прочие кризисы, отрезвил многих ученых и политиков. В мировом сообществе силится понимание необходимости провести ревизию принципов функционирования современных экономических систем, в том числе и по-новому взглянуть на роль социальных факторов в экономике. Было бы неправильно говорить о том, что ранее такие попытки не предпринимались отечественными и зарубежными обществоведами. Естественно, они были. Причем достаточно удачные, но зачастую они или игнорировались научным сообществом, или заглушались громким хором либералов-рыночников. В связи с этим, по нашему мнению, существует необходимость сделать ряд замечаний, поясняющих наши взгляды на рынок как на один из социальных инструментов, позволяющих более или менее успешно облегчать жизнь людей, снижать трансакционные издержки. Такой подход должен позволить объективно (без внеисторической морализации) рассмотреть границы целесообразного применения рыночного инструментария в экономической системе общества во взаимоувязке с глобальными и национальными цивилизационными тенденциями, институциональной матрицей, материально-технологической средой, экологическим императивом, балансом социально-классовых интересов, социальным капиталом и формами его капитализации.

Сегодня широко используется понятие рынка как формы хозяйства, рядом с которым располагается неоклассическая экономическая концепция «идеального рынка», в которой обмен осуществляется автоматически, без каких-либо сил трения. «В последнем случае рынок предстает как механизм спроса и предложения, который действует в любых территориальных или отраслевых контурах.- подчеркивает известный российский экономист В.В. Радаев,- Причем речь идет не просто об агрегированной совокупности индивидуальных актов обмена, но об относительно автономной от остальной части общества и самодостаточной системе со встроенным механизмом саморегуляции».[7] За счет такого методологического приема происходит превращение рынка из реального объекта в аналитическую модель с достаточно абстрактными основаниями. Причем в этой модели «социальным условиям отводится незавидная роль внешних факторов или, того хуже, тех самых сил трения, которые снижают эффективность саморегулирования»[8]. Таким образом, живые люди, индивиды выбрасываются из предмета экономической теории. Им на смену приходит некий абстрактный «экономический человек» с достаточно примитивными потребностями и мотивами, которые легко могут быть переложены на математический язык.

Было бы несправедливо утверждать, что ученым экономистам удалось рассмотреть методологическую ограниченность парадигмы «саморегулирующегося рынка», а значит и ее теоретическую, историческую (достаточно вспомнить хотя бы, как в эпоху колониальных империй экономические проблемы метрополий решались за счет колоний, когда «невидимая рука рынка» приобретала форму дредноутов и кавалерийских полков) и практическую несостоятельность лишь в конце ХХ века. Еще в начале ХХ века П.Б. Струве сумел показать, что концепция равновесия и анализ равновесных состояний в экономике (один из главных принципов теорий саморегулирующегося рынка) были порождены философией ХVII-ХVIIIвв. (Бэкон, Декарт, Гоббс, Ньютон), а также утвердившимися в экономической науке механистическим мышлением и учением о «естественном законе». По П.Б. Струве, идея равновесия может быть представлена в экономическом мышлении двояким образом: «Во-первых, как идея онтологическая, идея о присущем с необходимостью экономическому процессу свойстве, которое господствует над его феноменами и ими управляет. И, во-вторых, как идея чисто феноменологическая, как идея особого явления, равноправного со всеми другими экономическими феноменами, явления, представляющего не общий закон экономической жизни, а некое возможное и вероятное ее «состояние»[9]. Таким образом, классическая политическая экономия (А. Смит, Д. Риккардо) приписывают равновесию значение некой сущности стоящей над экономическими явлениями и управляющими ими. Отрицая механистический подход к анализу экономических феноменов, П.Б. Струве подчеркивал, что «Хозяйственная жизнь слагается из множества отдельных действий хозяйствующих субъектов, которые, будучи в общем и формально мотивами так называемого хозяйственного расчета, в своей индивидуальности, «микроскопической» конкретности случайны в точном смысле этого слова. «Микроскопически» действия продавцов и покупателей определяются расчетом, ориентированным с разной, бесконечно дифференцированной, осведомленностью о положении рынка, столь же дифференцированной разумностью; и с неопределенной подвижностью во времени субъективных оценок (проектов, или заявок цен) и их окончательных денежных выражений, или значений, каковыми являются реализованные, «сделанные» цены. Эти неопределенно многообразные цены имеют тенденцию к единству, или «равновесию», это единство и эти состояния «равновесия» неустойчивы, подвержены постоянным и непрерывным колебаниям»[10]. П.Б. Струве выделил те черты, которые игнорировались маржиналистской теорией экономического равновесия: неполная рациональность экономического поведения, неравномерное распределение информации среди участников рынка, изменчивость их субъективных оценок и, как следствие, рыночных цен. В результате проведенного анализа П.Б. Струве сумел доказать теоретико-методологическую несостоятельность маржинализма как механистической и статической концепции, устраняющей факторы времени и изменения из экономического анализа.

П.Б. Струве также сумел убедительно показать ограниченность экономико-математических методов. «Поскольку математическое направление политической экономии, - указывает этот автор, - ударилось в математическую обработку психологических основ экономических явлений, оно применило к многообразному и разнородному миру душевных переживаний совершенно противоречащий его природе прием обезличения»[11]. Высказываясь по данному поводу Л.М. Ипполитов в частности подчеркивает, что «вопрос заключается не в том, является ли «механический» (включая сюда и «математическое рассуждение») подход к экономическим процессам логически возможным, а в том, соответствует ли он существу экономических явлений, текучей и прерывистой природе «экономической материи»? На этот вопрос Струве отвечает решительно отрицательно»[12].

П.Б. Струве писал: «В экономике какие-то подлежащие определению в каждом отдельном случае «индивиды» должны быть сосчитаны, сведены в разряды и категории, т.е. именно трактуемы как индивидуально весьма различные единицы, объединяемые лишь по «признакам» в некие статистически обозримые совокупности»[13]. Это может быть осуществлено только с помощью статистических методов. Порок всех концепций механически-математической политической экономии в том, что в них не усматривается логическая природа эмпирического знания, к области которого относится и политэкономия. Они рассуждают moregeometricoв области, где плодотворны либо чистая индукция, либо статистический подход.

Если исходить из критериев логичности и аргументированности участников дискуссии о коренных методологических пороках маржинализма, неоклассики и т.д., то доказательств этому предостаточно. Вместе с тем, неправомерно сводить все дискуссии о природе рыночных отношений лишь к поиску научной истины. Ученые экономисты тоже люди. Они родились и воспитывались в определенной социально-культурной среде, обладают мотивацией, различными потребностями и интересами, наконец, их исследования финансируются из различных источников (и в свою очередь, у субъектов, которые их контролируют, есть вполне реальные экономические потребности и интересы) и т.д. Таким образом, по нашему мнению, научное сообщество фаталистически обречено не только на постоянный поиск объективных закономерностей развития общества и его экономической системы, но и на выделение «ложных» концепций и преднамеренных концептуальных упрощений, обслуживающих глобальные экономические интересы вполне конкретных государств, классов, социально-экономических групп и индивидов. Здесь не важно случайно или целенаправленно возникли и развиваются социальные парадигмы, относимые сегодня к «экономическому империализму». Для нас существеннее то, что эти теоретико-методологические подходы, например, сводящие экономические функции государства к роли «ночного сторожа», деформируют сознание части научного и научно-педагогического сообщества, уменьшают доверие к белорусской модели развития, снижают социальный потенциал белорусского общества, т.е. понижают продукционный эффект от социального капитала, накопленного на уровне социума, а значит - угрожают экономической безопасности страны.

Вот как в практическом использовании экономико-математического моделирования для обмана политических лидеров и общественности развивающихся стран признается американский топ-менеджер (и по совместительству экономический убийца) Дж. Перкинс: «У Бруно (помощник Дж. Перкинса – С.С.) появилась идея нового подхода к прогнозированию: эконометрическая модель, основанная на учениях русского математика прошлого века А. Маркова. Модель предполагала придание субъективной вероятности прогнозам, касающимся роста некоторых секторов экономики. Она идеально подходила для обоснования завышенных оценок роста, которые мы так любили показывать в целях получения крупных кредитов. Поэтому Бруно попросил меня посмотреть, как можно использовать эту концепцию.

Я нанял молодого математика из Массачусетского технологического института, доктора Надипурама Прасада, и выделил ему бюджет. Через шесть месяцев он преобразовал метод Маркова для эконометрического моделирования. Затем мы вместе выдали несколько технических статей, представлявших революционный метод Маркова для прогнозирования влияния инфраструктурных инвестиций на экономическое развитие.

Это было именно то, чего нам не хватало: инструмент, научно «доказывавший», что мы приносим большую пользу странам, втягивая их в долговую ловушку, из которой они никогда не смогут выбраться. На самом деле только высококвалифицированный эконометрист, имея уйму времени и денег, мог разобраться во всех сложностях метода Маркова или поставить под сомнение наши выводы. Наши статьи*были опубликованы несколькими престижными организациями, мы официально представляли их на конференциях и в университетах в разных странах. Эти статьи – и мы сами – стали широко известны в нашей отрасли».[14]

В 1960 – 1970-е гг. идеальной рыночной модели, очищенной от каких либо социальных факторов был придан фактически универсальный характер. Г. Беккер и его последователи в рамках «экономического империализма» начинают активно использовать данную схему за пределами анализа собственно экономических отношений в их былом понимании. Так, например, Г. Беккер, заявляет: «Когда мужчины и женщины решают вступить в брак, завести детей или развестись, они пытаются повысить свое благосостояние путем взвешивания сравнительных выгод и издержек. Таким образом, они заключают брачный союз, если ожидают, что это повысит степень их благополучия по сравнению с тем, если бы они оставались в одиночестве, и разводятся, если это должно привести к росту их благосостояния»[15]. Теоретиками общественного выбора начинает трактоваться политика как рыночный обмен. Принципы, используемые при анализе рыночного обмена, распространяются на все сферы общественной жизни и  формируют своего рода рыночную идеологию, подпитываемую духом экономического либерализма, когда жизнь начинает уподобляться рынку, представленному в виде достаточно абстрактной конструкции. Как результата возникновение серьезной методологической альтернативы, разделившей по существу всех современных обществоведов на два типа. Суть данного разграничения,- отмечает В.В. Радаев,- заключается в следующем: «рассматриваем ли мы рынок, прежде всего, как универсальную аналитическую модель с весьма ограниченным числом переменных, предназначенную для объяснения неких существенных экономических связей, или нашим объектом выступают «реальные» рынки… для описания которых мы используем разные аналитические модели с большим общим числом переменных».[16]

Экономические взгляды Я. Романчука и Л. Заики, если судить по книге «Беларусь 20/20 в лабиринте экономической идентичности», соответствуют первому, «абстрактному» подходу. Так, в частности названные авторы декларируют, что «несмотря на очевидные экономические, социальные и экологические преимущества парадигмы свободного рынка, данная модель является выбором небольшого количества стран».[17] Начнем с того, что ни теоретически ни практически до сих пор не доказано экономическое преимущество ни государственной, ни частной собственности. Так что насчет очевидных преимуществ Я. Романчук и Л. Заика явно погорячились. Кроме этого, если вы говорите о том, что преимущества очевидны, но не многие так делают, то возможно два объяснения такого положения вещей. Либо высказывание об очевидности преимуществ ложно, либо руководство тех стран, которые не идут по указанному Я. Романчуком и Л. Заикой пути (а это и Великобритания с почти 50% долей государственной собственности, Франция, Китай и еще многие другие), не знают как управлять страной. Да, действительно практически все политическое руководство, например, Старой Европы, считают себя сторонниками концепции свободного рынка. Но давайте представим себе следующую ситуацию: 2008 год. Глобальный финансовый кризис. Министр финансов Великобритании приходит в Палату общин, для того, чтобы представить свой план спасения английских банков. Министр говорит: «Я сторонник саморегулирующегося рынка. Считаю, что вмешиваться вообще не надо. Рыночный механизм сам исправит ситуацию на финансовом рынке.» Интересно, а сколько минут после этого наш докладчик будет министром финансов?

Средний белорус не сможет сегодня, например, сказать какая из европейских кампаний, специализирующихся на авиаперевозках частная, а какая государственная и это очень плохо. Пробелы в знании экономических реалий у части населения позволяют манипулировать людьми, подсовывать поверхностные, псевдоаналитические работы.  

Хочу подчеркнуть, что современное рыночное хозяйство характеризуется индустриальным или постиндустриальным технологическим укладом, множеством форм (в том числе и смешанной) собственности, экономической обоснованностью, декларируемой свободой предпринимательства и обязательным вмешательством государства в экономику. Названная форма хозяйствования выступает как результат государственного и социального регулирования, порождающего огромное разнообразие исторических форм рыночных институтов. Современный рыночный механизм функционирует в условиях установления относительных равновесия и стабильности посредством экономических средств государственного регулирования, связанных как с особенностями функционирования экономики на макроуровне (циклические колебания, экономический рост и др.), так и несовершенством рыночного механизма.

Рынок представляет собой специфический уклад хозяйствования, существующую наряду с другими его формами. Государство выступает как конфигуратор рынка. Степень его воздействия вариативна, но в любом случае речь идет не просто о весомом, но о конституирующем влиянии государства на совокупность рынков, посредством установления формальных правил и способов их поддержания, осуществления перераспределительных функций и прямого участия в хозяйственных процессах. Государство не просто вмешивается в рыночные отношения. Оно создает условия для возникновения и развития рынков, являясь во многом внутренним элементом процесса их формирования и трансформации, действуя на началах встроенной автономии. Современное рыночное хозяйство, а точнее современное преимущественно рыночное многоукладное хозяйство представляет собой сложную систему социально-экономических, политических и иных институтов, персонифицированных в социально-экономических субъектах (индивидах, группах, классах). Хозяйственная эффективность взаимодействия названных субъектов во многом предопределяется накопленным в обществе социальном потенциале и институциональными формами его капитализации.

Уже упомянутый нами выше Дж. Перкинс писал, что когда он стал экономическим убийцей, то понимал, что ему платят деньги за разрушение в интересах США экономик третьих стран. Следующее за Дж. Перкинсом поколение экономических убийц, по его мнению, в массе своей не понимает этого. Через призму последнего высказывания остановимся еще на одном «аналитическом» выводе  Я. Романчука и Л. Заики. Они пишут: «Западная Европа остается самым мирным регионом на планете. Большинство ее стран входит в топ-20 самых миролюбивых государств. Средний показатель ГИМ составляет 1,52 («1» - самая миролюбивая  страна, «5» - самая «драчливая»). Вторым регионом по уровню миролюбия является Северная Америка. Канада и США имеют средний индекс 1,71. На третьем месте – Центральная и Восточная Европа, т.е. наш регион. Средний индекс стран ЦВЕ составил ровно 2 балла. Самые неспокойные регионы мира – Северная Африка и Ближний Восток, а также Африка района пустыни Сахара. У них средний ГИМ составил соответственно 2,23 и 2,25 пункта. Для сравнения: индекс Беларуси – 2,283, т.е. хуже, чем показатель самого неспокойного и драчливого региона мира».[18] Вот уж воистину не верь глазам свои… Стоит посмотреть любой новостной европейский канал и тут же узнаешь, что миролюбивые американцы и европейцы опят кого-то бомбят «мирными» бомбами и ракетами. Ну, а рейтинг миролюбия они сами же и считают. Как тут обидеть себя миролюбивого и демократичного?

Было бы несправедливо, по нашему мнению, посвятить всю статью рассмотрению теоретических взглядов только «независимых» экспертов, поскольку и среди представителей «официальной» экономической науки встречаются упрощения сути экономических явлений, ведущие, по нашему мнению, к вредным для страны рекомендациям. Рассмотрим это на примере непрекращающейся дискуссии вокруг путей и механизмов обеспечения инновационного развития страны, о месте и роли в этом процессе отечественной науки. Регламент нашей работы не позволяет подробно остановиться на всех перипетиях этого обсуждения, поэтому мы остановимся на тех из них, которые иллюстрируют (раскрывают) противоположные точки зрения о направлениях развития белорусской науки в контексте формирования новой социальной парадигмы инновационного развития страны.

Так, например, А.В. Марков, в недалеком прошлом и.о. директора Института экономики НАН Беларуси, а ныне проректор одного из коммерческих вузов,  в книге «Государственная инновационная политика: теоретические основы и механизм реализации»[19] пишет, что «Весьма перспективным для страны, по нашему мнению (по мнению А.В. Маркова – С.С.), может стать экспорт (перенос) научных исследований (выделено нами – С.С.) в экономические регионы мира, являющиеся наиболее продвинутыми в научном обеспечении (обосновании) направлений инновационного развития, относящихся к числу национальных научно-технических приоритетов».[20] Реализация, если оставить без внимания, что имеет в виду автор под понятием «наиболее продвинутыми», такого подхода, идущего в разрез с глобальными цивилизационными тенденциями, на практике неизбежно приведет к исчезновению в Республике Беларусь многих научных традиций, сокращению экспортного потенциала белорусской науки, а в перспективе к вытеснению к нам из других стран низкоинтеллектуального труда, что подтверждается примером США, проводящих политику, противоположную вышеуказанной.

Так, Л. Воронецкий говоря, о зарубежной практике формирования национальных механизмов социально-экономического инновационного развития, в частности отмечает, что, «если предприятие, действующее на территории США, приобретает научно-исследовательскую или технологическую разработку у другой фирмы-резидента указанного государства, то затраты на ее приобретение полностью вычитаются из федерального налога, который эта фирма платит государству. Если же американская компания-лицензиат работает, например, в Европе или в Азии, то понесенные затраты компенсируются частично. Такой подход способствует тому, что каждая корпорация, имеющая филиалы в различных странах, все свои научные центры, лаборатории старается переместить на территорию США. (выделено нами – С.С.) Указанная налоговая политика способствует превращению США в научный центр мирового масштаба по аккумулированию в стране интеллектуального потенциала и постепенному вытеснению в другие страны низкоинтеллектуального труда»[21]

Академик П.Г. Никитенко подчеркивает: «Реалии ХХI века таковы, что каждая страна имеет в системе международного экономического разделения труда то место, которое она оказалась в состоянии занять и удержать за собой, используя новейшие достижения научно-технической деятельности. Беларусь в состоянии ставить перед собой самые высокие задачи, не довольствуясь положением чьего-то сырьевого придатка или всего лишь страны-фабрики, тиражирующей стандартные промышленные продукты на основе покупки чужих лицензий (выделено нами – С.С.)[22]

Председатель Сибирского отделения РАН, академик А.Л. Асеев категорически заявляет: «Отказ от фундаментальных исследований – глубочайшее заблуждение. Достаточно вспомнить, что одной из причин поражения Германии во второй мировой войне стало то, что в 30-е годы национал-социалисты, придя к власти, решили: фундаментальная наука не нужна, незачем на нее деньги тратить. К сожалению память у нас короткая… И Германия в области фундаментальных исследований допустила такое отставание, что до сих пор пользуется трудом зарубежных ученых, в том числе российских.»[23]

В свою бытность Председателем Президиума Национальной академии  наук Беларуси М.В. Мясникович отмечал что то, «что вкладываемые в науку средства в перспективе окупаются многократно, общеизвестно».[24] И далее: «То есть, если мы, как страна, хотим иметь достойное и суверенное будущее, в основу своего развития мы должны поставить знания, развитие своего научно-технического потенциала. Поэтому с самого начала одной из стратегических задач Президента Республики Беларусь, Правительства нашей страны всегда было сохранение и развитие как фундаментальной, так и прикладной науки»[25].

А в ряде случаев в зависимости от целей, которые ставит перед собой исследователь, разнятся и оценки белорусского научного потенциала. Так, например, А.В. Марков в уже упоминаемой работе, дал такую категорическую оценку белорусского научного потенциала: «Сегодня почти половина финансовых ресурсов, выделяемых из республиканского бюджета на развитие науки в Беларуси, распределяется через научно-технические программы и проекты. Однако их эффективность при этом недостаточно высока(выделено нами – С.С.)»[26] В статье же А. Юрина, вышедшей примерно в то же время, что и книга А.В. Маркова, оценка научно-технических программ уже другая. «Так, в рамках государственных научно-технических программ, ‑пишет А. Юрин, ‑объем внедренных научных разработок за последние три года вырос в 5,3 раза. (выделено нами – С.С.) В прошлом году (в 2003г. – С.С.) по результатам выполнения ГНТП было выпущено товарной продукции на 475 млн. долларов (для сравнения: базовое бюджетное финансирование белорусской науки в 2003 году составило 80 млн. долларов)»[27]

В современной обществе активно развивается новая форма межстрановой и межфирменной конкуренции, определяемая большинством специалистов как информационное оружие, направленное на разборку или сборку социального субъекта. Не перегружая читателя техническими деталями применения этого оружия, отмечу, что под последним понимается средство ведения современной нелетальной войны (без физического уничтожения противника). Оно обеспечивает идентификацию и поражение противника с помощью информационных концентраторов различных конструкций (традиционное СМИ, сетевые гипертекстовые концентраторы и т.п.), позволяет оказать влияние на социальный субъект, приводящее к блокированию его социальных действий (социальной активности), позволяет эффективно перераспределять (переделять) материальные ресурсы (изменять отношения собственности) без нанесения повреждений самой собственности. При практическом применении информационного оружия создается некоторая виртуальная (идеальная) конструкция, воспринимаемая людьми как реальная. В результате, дезориентированная часть населения начинает действовать не в целях реализации своих интересов, а в направлении, указываемом ими субъектом, который сумел успешно применить против них информационное оружие.

Со стопроцентной вероятностью ответить на вопрос, есть ли в Беларуси экономические убийцы я не могу. Вместе с тем, можно быть полностью уверенным, что они (ЭУ) действуют против нашей страны. Естественно, что нельзя во всех наших экономических проблемах обвинять чью-то злую внешнюю волю. Однако не трудно заметить, что когда названные проблемы обостряются, то они всегда сопровождаются активизацией внешнего политико-экономического давления на нашу страну и категорически негативными оценками социально-экономического развития Республики Беларусь со стороны «независимого экспертного сообщества». Что в этом непрерывно повторяющемся явлении первично, а что вторично иногда понять невозможно.

Белорусским гражданам самим строить свое будущее, сами решать свои проблемы и достигать новых вершин, но в любом случае нами всегда будет ощущаться внешнее недружественное информационное воздействие. Ни на кого не намекая, хочу пересказать один анекдот: «На ферме стоят две коровы и разговаривают. Одна говорит: «Мне кажется, что нас кормят не просто так, а с какой-то целью и возможно скоро зарежут на мясо». На что вторая ей отвечает: «Лично я не верю в теорию заговора».

 



[1] Романчук Я., Заика Л. Беларусь 20/20 в лабиринте экономической идентичности, 2011. – С. 2.

[2] Романчук Я., Заика Л. Беларусь 20/20 в лабиринте экономической идентичности, 2011. – С. 90.

[3] Романчук Я., Заика Л. Беларусь 20/20 в лабиринте экономической идентичности, 2011. – С. 91.

[4] Романчук Я., Заика Л. Беларусь 20/20 в лабиринте экономической идентичности, 2011. – С. 7.

 

[5] Романчук Я., Заика Л. Беларусь 20/20 в лабиринте экономической идентичности, 2011. – С. 143.

[6] Романчук Я., Заика Л. Беларусь 20/20 в лабиринте экономической идентичности, 2011. – С. 143-144.

[7] Радаев, В.В. Социология рынков: к формированию нового направления / В.В. Радаев. – М.: ГУ ВШЭ, 2003. – С.20-21.

[8] Радаев, В.В. Социология рынков: к формированию нового направления / В.В. Радаев. – М.: ГУ ВШЭ, 2003.- С. 21.

 

[9] Струве, П.Б. Научная картина экономического мира и понятие «равновесия» / П.Б. Струве // Экономический Вестник. – 1923. – Кн. 1.- С. 6.

[10] Струве, П.Б. Научная картина экономического мира и понятие «равновесия» / П.Б. Струве // Экономический Вестник. – 1923. – Кн. 1.- С.12-13.

[11] Струве, П.Б. Первичность и своеобразие обмена и проблема «равновесия». Ответ А.Д. Билимовичу / П.Б. Струве // Экономический Вестник. – 1924. – Кн. 3(1).- С. 45.

[12] Ипполитов, Л.М. Зарождение институционалистской экономической теории в России (об одной методологической дискуссии 1920-х годов / Л.М. Ипполитов // Вестник Института экономики Российской академии наук. – 2008. – № 4.- С.50.

[13] Струве, П.Б. Научная картина экономического мира и понятие «равновесия» / П.Б. Струве // Экономический Вестник. – 1923. – Кн. 1.- С. 16.

*СтатьиДжонаПеркинса, опубликованныевтехническихжурналах: John М. Perkins et al., «A Markov Process Applied to Forecasting, Part I—Economic Development» and «A Markov Process Applied to Forecasting, Part II—The Demand for Electricity», The Institute of Electrical and Electronics Engineers, Conference Papers С73 475-1 (июль1973) иС74 146-7 (январь1974) соот- ветственно; John M. Perkins and Nadipuram R. Prasad, «A Model for Describing Direct and Indirect Interrelationships Between the Economy and the Environment», Consulting Engineer, апрель1973; Edwin Vennard, John M. Perkins, and Robert C. Ender, «Electric Demand from Interconnected Systems», TAPPI Journal (Technical Association of the Pulp and Paper Industry), 28th Conference Edition, 1974; John M. Perkins et al., «Iranian Steel: Implications for the Economy and the Demand for Electricity» and «Markov Method Applied to Planning», presented at the Fourth Iranian Conference on Engineering, Pahlavi University, Shiraz, Iran, 12-16 мая1974 г.; иEconomic Theories and Applica- tions: A Collection of Technical Papers with a Foreword by John M. Perkins (Boston: Chas. T. Main, Inc., 1975).

[14] Перкинс, Дж. Исповедь экономического убийцы. / Дж. Перкинс. – М.: Претекст, 2007.- С.190-191.

[15]Becker, G. Nobel Lecture: The Economic Way of Looking at Behavior / G. Becker // Journal of Political Economy. – 1993. – Vol. 101.- Р.395-396.

[16] Радаев, В.В. Социология рынков: к формированию нового направления / В.В. Радаев. – М.: ГУ ВШЭ, 2003.- С.22.

[17] Романчук Я., Заика Л. Беларусь 20/20 в лабиринте экономической идентичности, 2011. – С. 54.

[18] Романчук Я., Заика Л. Беларусь 20/20 в лабиринте экономической идентичности, 2011. – С. 167.

[19] Марков А.В. Государственная инновационная политика: теоретические основы и механизм реализации. -Мн., 2005. -370 с.

[20] Марков А.В. Государственная инновационная политика: теоретические основы и механизм реализации. -Мн., 2005. -С. 220.

[21] Воронецкий Л, Интеллектуальной собственностью нужно управлять //Беларуская думка. - 2001. - №8. - С. 104-113.- С. 106-107.

[22] Никитенко П.Г., Солодовников С.Ю. Инновационное социально-экономической развитие Республики Беларусь// Беларусь – Молдова: 15 лет дипломатических отношений. Международная научно-практическая конференция (Кишинев, 16 ноября, 2007г.). Институт истории, государства и права Академии наук Молдовы, Посольство Республики Беларусь в Молдове. - Кишинев: Институт истории, государства и права Академии наук Молдовы, 2007. – С. 117-135.- С.122.

[23] Асеев А.Л. Без науки у России нет будущего//  ЭКО.- 2010.- №1.- С.18.

[24] Мясникович М.В. В новом веке движение вперед возможно только на научной основе http://www.soyuzgos.ru/2008/22/22_07_Mjasnikovich.html

[25] Мясникович М.В. В новом веке движение вперед возможно только на научной основе http://www.soyuzgos.ru/2008/22/22_07_Mjasnikovich.html

[26] Марков А.В. Государственная инновационная политика: теоретические основы и механизм реализации. -Мн., 2005. – С. 221.

[27] Юрин А. Запустили конвейер //Поиск. -2004. - 28 мая. - С. 13.